Режиссер: Константин Богомолов
Произведение: Теллурия,
Владимир Сорокин
БУТАН
БУТАН
БУТАН

Греческие ораторы
Изучаю, сравниваю древнегреческих ораторов: от Горгия и Лисия до Либания и Фемистия. Буду делиться с вами тем, что найду примечательного. А пока - присказка. О том, как оттачивалось ораторское мастерство. В Древней Греции любили судиться. А, когда судились, прибегали к услугам лиц опытных, а главное, обладавших ораторским талантом. Эти люди, ознакомившись с существом дела, составляли за плату выступления своих клиентов, которые те заучивали наизусть и произносили на суде. Таких сочинителей речей называли логографами. Бывали случаи, когда логограф составлял одновременно речь и для истца, и для ответчика, – то есть в одной речи опровергал то, что утверждал в другой. Плутарх сообщает, что однажды так поступил даже Демосфен. Кажется, теперь я знаю истоки "Оксфордских дебатов", формат которых мне неизменно нравился. Главное: хорошо подготовиться. А за какую тебе сторону выступать - не так уж и важно


Горгий, древнегреческий оратор, 5 в. до н.э.: "Если Эрос, будучи богом богов, божественной силой владеет, - как же может много слабейший от него и отбиться и защититься!" Это из его "Похвалы Елене" (речь идёт о Елене Троянской, похвалы в адрес которой - дело вообще-то неочевидное, и тем более это повод для того, чтобы развить своё ораторское искусство и свою аргументацию, даже если твои позиции, мягко говоря, слабоваты. Но упорная тренировка, - и ты убедил... И еще: Концепция Эроса в античности менялась – от представления об Эросе как всевластной силе, подобной Случаю или Необходимости; или как об одном из космогонических первоначал, наряду с Хаосом, Геей, - до изображения его в виде капризного бога-мальчика. Для Горгия Эрос – и конкретное божество, и некая воздействующая на человека сила; нечто сродни «болезни»
"Превыше всего ставя обще благо, они не расточали, но пополняли казну и распоряжались ею так разумно, как если бы она была их собственной, и так честно, как если бы она была для них совершенно чужой. Деньги тогда не были мерилом счастья; самым надежным и честным богатством считалось доброе имя у современников и слава, оставляемая потомкам. Они не соревновались в бесстыдстве, не упражнялись в своеволии и наглости; дурной славы среди соотечественников они боялись больше, чем смерти за отчизну, и опозорить свой город боялись больше, чем люди теперь боятся опозорить самих себя. (…) Столь велика была их любовь к отечеству, что спорили они между собой не за власть, а о том, кто окажет отчизне услугу», – Исократ. О том поколении, которое шло прежде. Панегирик, или праздничная речь к Олимпиаде. 380 г. до н.э.


Читаю полемику Эсхина с Демосфеном "О предательском посольстве". Это 343 г. до н.э. Обе речи - что Демосфена, что Эсхина - многим примечательны. Напомню, что на кону была жизнь Эсхина: ему грозила смертная казнь или лишение гражданских прав по обвинению в измене родине (Афинам), когда он выступал в роли дипломата и, говорили, сыграл на руку врагу (Македонии). В роли обвинителя выступал Демосфен.
В этой полемике много животрепещущих тем. Вот одна: война, и роль в ней дипломатов и военных. Вот говорит Эсхин, защищает дипломатов: «Вспомните войну и требуйте к ответу за мир военачальников, а не послов. (…) Если за войну придется держать ответ послам, а дары получать полководцам, то воевать вам предстоит без договоров и без посредников, потому что никто не захочет отправляться послом».
Демосфен на стороне военных: «И теперь, когда пришлось отвечать и платиться за содеянное, этот мошенник и богомерзкий писец [Эсхин] будет, верно, оправдываться так, будто судят его за мир. (…) Кто поистине рад миру, тот пусть благодарит наших военачальников, которых все обсуждают. Ведь если бы они воевали так, как вам хотелось, вы бы даже слово «мир» не пожелали слышать. Это из-за них стал мир, а опасным, шатким и неверным получился он из-за мздоимства Эсхина и прочих [дипломатов].
Запретите же, запретите ему держать речь о мире и заставьте говорить о содеянном!». Напомню, что в результате суд Эсхина оправдал
Читаю полемику Эсхина с Демосфеном "Против Ктесифонта о венке". Это 330 г. до н.э. Там большой спор, мы к нему еще вернемся. Но вот сейчас Эсхин с Демисфеном говорят о том, кто такие "друзья народа" и кто такие "враги народа". Вот что говорит Эсхин: "У друга народа должны быть вот какие качества. Во-первых, он должен быть свободнорожденным как по отцу, так и по матери, чтобы вследствие неблагополучного происхождения не встала в нем обида на законы, которыми держится народная власть. Во-вторых, предки его должны иметь заслуги перед народом или по крайней мере никакой вражды с народом, чтобы месть за невзгоды предков не толкнула его против нашего государства. В-третьих, он должен быть умерен и здравомыслен в повседневном образе жизни, чтобы из-за разнузданного расточительства не поддаться подкупу во вред народу. В-четвертых, он должен быть благомыслящим и красноречивым: хорошо, когда силою ума человек может выбрать наилучшее решение, а силою образования и красноречия убедить в нем слушателей; если же этого не дано, то благомыслие в любом случае важнее красноречия. В-пятых, наконец, он должен быть мужествен духом, чтобы не покинуть народ и час беды".
Перечислив эти "пять принципов" перед собранием афинян, Эсхин обращается к Демосфену: «А ты, Демосфен, хлопотун и сутяга. И по деду ты – враг народа". Мда,... но Демосфен за словом в карман не полезет, но то он и Демосфен...
Демосфен в речи "За Ктесифонта о венке" (330 г. до н.э.) отвечает на обвинения Эсхина. А заодно и рассказывает, какими были "прошлые поколения" греков - мол, не то, что нынешнее племя, богатыри - не вы: "Воистину не только не надобно было тогдашним афинянам ни советчиков, ни полководцев, которые стяжали бы им счастливое рабство, но и жить-то они не хотели, когда становилась свобода несовместна с жизнью, ибо всякий из них полагал, что рожден не только ради отца с матерью, а еще и ради отечества. В чем же тут различие? А в том, что если кто почитает себя рожденным лишь для родителей, тот ожидает смерти, предначертанной естеством, а кто почитает себя рожденным также и для отечества, тот готов умереть, лишь бы не видеть его порабощенным, и пуще смерти боится позора и бесчестья, которые непременно постигают порабощенных граждан"


Здесь почиют мужи, мечи подъявшие к брани
Дабы в чужой стороне вражью гордыню смирить.
Ярость и доблесть явив на поле битвенном, жизни
Не сберегли, низойдя в дольний Аидов удел,
Лишь бы Элладе не знать позора гнусной неволи,
Лишь бы эллин не гнул шею под рабский ярем.
Так, после многих трудов, покорствуя промыслу божью,
Канула смертная персть в лоно родимой земли.
Боги хранят от невзгод и боги даруют удачу,
Но неизбежной судьбы людям бежать не дано.
Эту надгробную надпись на плите на братской могиле в Афинах цитирует Демосфен в речи О предательском посольстве. 343 г. до н.э.
Возвращаюсь к чтению Горгия, древнегреческого оратора, это 5 век до н.э. Вот из "Похвалы Елене": «Случая ли изволением, богов ли велением, неизбежности ли узаконением совершила она то, что совершила»? Самое время поразмыслить о вечной битве "случай vs рок". У Гомера судьбу людей вершат главным образом боги, а Необходимость и Случай трактуются как нечто неопределенное. У Еврипида, однако, уже выступает богиня Тиха (Случай), символизирующая изменчивость мира и произвольность всех явлений; у Платона – богиня Ананка (Необходимость), олицетворяющая предустановленность происходящего. Ну в перед сном, после Горгия, как не открыть томик Пушкина на одном из самых-самых его стихотворений: О сколько нам открытий чудных... дальше вы, конечно, помните. Но помните ли концовку? Вот она: «и случай, Бог изобретатель»


"Хоть правда лучше, зато мнимость безопаснее. "Итак, дотоле сопутствовали ему [римскому государю Юлиану] победы, и сладко мне говорить о них, но ныне – о боги! о небожители! о переменчивое счастие! – что сказать мне и о чем поведать? Хотите, умолчу я об остальном и прерву повесть свою на хорошем месте, дабы доставить вам, почтенные слушатели, не горе, но радость?", - Либаний. Надгробное слово по Юлиану. 365 г. н.э
Хорошая фигура речи у Либания. Но есть и... фигура умолчания. У внимательного читателя возникает вопрос: а кто ж его, такого идеального правителя, укокошил? Вероятно, злые персы, с которыми он воевал, - ведь не мог же кто-то из своих замочить такой кладезь добра и справедливости, бред же... не сходится. Совсем не сходится. Но уже сильно позже на страницах эпитафии Либания внимательный читатель отыщет ответ: не персы. Не противник.
А... кто-то из своих. Метнул дротик, - и нету правителя. И нету всех плодов его политики. Одним метким ударом дротика было остановлено всё: и реформы Юлиана, и наступление на Персию... Хорош был правитель; добр и кроток; да вот враги у него тоже водились; среди своих; и, как оказалось, враги смертельные.
"Повсюду бойкая торговля: торгуют на берегах и на островах, и в городах и в деревнях, на площадях, на пристанях, во всяком переулке, а продают хоть дом, хоть раба, хоть няньку, хоть мамку, хоть дядьку, хоть семейный склеп. Повсюду нищета, скудость, слезы, и вот уже решают земледельцы, что побираться выгоднее, чем пахать, и вот уже тот, кто вчера мог подать нищему, сегодня сам ждет, кто бы ему подал. Скифы, савроматы, кельты и все прочие варвары, прежде чтившие договоры, ныне вновь вострят мечи для походов, переправляются через пограничные реки, грозят, разбойничают. Гонят, грабят и побивают посланную за ними погоню – точно как подлые холопы, после смерти господина восстающие на сирот его".
На этом с Либанием и его плачем по Юлиану закончим. Оставим за скобками его (вообще-то примечательное) рассуждение о том, что слово "свободный" следует упразднить, потому что все люди - "рабы", и "свободные граждане" - такие же рабы, как и рабы, только они - рабы своих страстей, болезней, условий жизни и, прежде всего, неумолимой судьбы, Мойры. Следующий на очереди у нас современник Либания - Фемистий; тот тоже много говорил о Судьбе, а еще ввел в обиход понятие "филантропии" - проще говоря, "человеколюбия"
"Клото, Атропа и Лахесис, дочери Ананки, вольны и властны делать вот что: кому эти богини повернули веретено [слева] направо, у того потомки, хотя бы и родились немощными, бывают благомощны и благополучны и сами рождают потомков, как пчелы – свой рой: их родоначальника величают множеством имен – отцом, дедом и прочими именованиями счастливой старости; а тот, кому они повернули [справа] налево и криво, весьма злополучен: ему выпал тяжелый удел – напрасные и бесплодные муки родов; а еще более горемычен тот, кому они напряли тонкую и красивую нить вокруг оси веретена, а потом разорвали и отрезали ее: в этом случае дети, вкусив ненадолго пустых и бесполезных утех, вскоре осознают, что родились никчемными и что все эти обольщения природы не более чем сны.
Кронос означает время: я разумею то время, какому принадлежим и я, и вы, и прочие живые существа и растения, оно старше всего остального и в своем непрерывном течении уничтожает все, что было им порождено. Ему не подвластно единственно слово. Слово не страдает от времени и делает исчезнувшее достоянием памяти". – Фемистий. Об умеряющем свои страсти, или о чадолюбце
У Эзопа сказано, что глину, из какой Прометей вылепил человека, он замесил не на воде, а на слезах. Значит, не стоит и пытаться от них избавиться: затея это напрасная


Вот что бывает, если оратор разбушуется. Особенно когда оратора зовут Демосфен: "Подлая тварь, да, господа афиняне, подлая тварь – вот что такое всякий доносчик, и всегда-то эта тварь все разбранит и оклевещет! [это он обращается к Эсхину]. А этот лисий ублюдок – и вовсе ничтожество, отроду не творившее ничего толкового и ничего пристойного, сущая театральная мартышка, (…), лживый пустозвон. Что пользы отечеству от этих твоих витийственных вывертов? Зачем ты разглагольствуешь тут перед нами о минувших делах? Право же, это точно как если бы врач, посещая страждущих от недуга, ничего бы им не советовал и не указывал никаких лечебных средств, а потом, после смерти какого-нибудь больного явившись на тризну, принялся бы прямо на могиле объяснять, что если бы усопший вел себя так-то и так-то, он был жив. Сумасшедший дурень, что теперь толку в твоих разговорах? (...) Ты дрянной гражданин и дрянной скоморох". ( За Ктесифонта о венке. 330 в. до н.э.)
О дарах
Продолжаю погружение в полемику Демосфена и Эсхина в 343 г. до нашей эры. Вижу, насколько бурные обсуждения вызывала в то время у древних греков тема взяток и подкупа под видом "гостинцев". И Эсхин Демосфена, и Демосфен Эсхина красноречиво обвиняют в том, что, будучи послами, не гнушались они взятками от врага, с которым воевала их родина: "Вот он [враг] и давал вам дары под видом обычных гостинцев. (…) Даров вообще нельзя брать, считая, по-моему, что однажды принявший подкуп и совращенный деньгами не останется надежным судьей в делах о пользе государства", - произносит Демосфен, чтобы закрыть тему. Сравниваю с книгой Исход: "Даров не принимай: ибо дары слепыми делают зрячих и превращают дело правых". (глава 23: 8). Или, как говорил русский народ, "подарки любят отдарки"


"Облагодетельствованный должен помнить о благодеянии весь свой век, но благодетель пусть забывает об услуге своей сразу – только так и возможно, если первый соблюдает приличия, а второй не унижается до мелочности. Напоминать и разглагольствовать о своей благотворительности – все равно что пускаться в попреки". - Демосфен. (Речь "За Ктесифонта о венке", 330 в. до н.э.)
Эсхин даёт отповедь Демосфену, он несколько иного мнения о бескорыстии и благородстве Демосфена, чем сам Демосфен: "Вот где деньги раздают, там ты неотлучен; но мужское дело никакое не по тебе. Случись что само собою, ты присвоишь это и припишешь себя к событию; случись страшное, ты удерешь". (Эсхин. Против Ктесифонта о венке. 330 в. до н.э.)


О роли дипломатов
"За что еще приводить к ответу послов, кроме как за их слова? Ведь не кораблями, не местностями, не крепостями, не латниками распоряжаются послы, – никто им такого не поручает, но только словами. (…) И если у тех, кто служат государству словом, будет оно неправдиво, то откуда быть в государственных делах благополучию?" - Демосфен. О предательском посольстве. 343 г. до н.э.
Трезвенник Демосфен обижен, он обращается к судьям и к толпе афинян: «Тут встал Филократ и весьма нагло заявил: «Не удивительно, афиняне, что мы с Демосфеном думаем по-разному: ведь он пьет воду, а я вино». И вы хохотали»… Да, они на это захохотали. Уже потом Демосфен признавался: «… Те люди говорили тогда про меня, что я пью только воду и потому, естественно, какой-то угрюмый и сердитый человек». Вода, в отличие от вина, в Древней Греции была совсем не в чести


Завершая путешествие в Афины на полемику Демосфена и Эсхина (в 330 год до нашей эры), обратил внимание, какую Демосфен дает характеристику врагу - македонскому правителю Филиппу... тут даже есть нотки зависти. Ну или: рекомендации для "своих" учиться у врага. Напомню, что Демосфен был не только афинскиммаратором, но и статусным госчиновником. Вот: "Каковы дела у соперника нашего Филиппа? Поступает он так, как сам решит, не объявляя о делах своих заранее в особых постановлениях, не обсуждая их на виду у всего света, не таскаясь в суды по облыжным доносам, не отвечая на обвинения в беззаконии и никому ни в чем не отчитываясь, - во всех делах он сам себе повелитель и хозяин и самый главный начальник". Прост рецепт для афинской демократии: делай, как диктатор Филипп, и жизнь наладится
"Я не беру учеников, сознавая, что мне нечему было бы их учить, ибо я сам ничего не знаю, а лгать и морочить обещаньями – нет, я не настолько отважен". - Дион Хрисостом. Олимпийская речь, или об изначальном сознавании божества. 97 г.
"Всех людей учить трудно, а морочить легко – я, по крайней мере, едва ли не убежден в этом. Знания люди усваивают через пень колоду, если вообще хоть малую толику из того немногого, что им известно, они знают благодаря учению; и в то же время их с величайшей легкостью обманывает множество невежд, и люди морочат не только друг друга, но еще и самих себя". -
Дион Хрисостом. Троянская речь в защиту того, что Илион взят не был


Элий Аристид, "Вторая священная речь", – это 171 г., то есть мы уже в нашей эре и после Р.Х.
"И тут среди прочих возгласов я обратился к богу, назвав его «Дольщиком», так как он назначает людям их долю". Меткий текст, блестящий перевод.
Бог, - он Дольщик.
"Кронос означает время: я разумею то время, какому принадлежим и я, и вы, и прочие живые существа и растения, оно старше всего остального и в своем непрерывном течении уничтожает все, что было им порождено. Ему не подвластно единственно слово. Слово не страдает от времени и делает исчезнувшее достоянием памяти".
"Каждое чувство должно блюсти свою меру, и эта мера есть доблесть каждого отдельного чувства. Для горячности это мужество, для вожделения – благоразумие, для сребролюбия и любостяжания – щедрость и великолепие, что же до стремления к почестям, к власти, к получению первых мест, то мерой тут служит величие души".
"У Эзопа сказано, что глину, из какой Прометей вылепил человека, он замесил не на воде, а на слезах. Значит, не стоит и пытаться от них избавиться: затея это напрасная.
Фемистий. Об умеряющем свои страсти, или о чадолюбце, 4 век
