Бродский

У поэтов есть такой обычай

 

"Разговор его [Бродского] обычно начинался с идей, а потом быстро соскакивал на сплетни, как это часто бывает с писателями". 

 

ЧТО ТАКОЕ ГЕНИЙ: "Он [Бродский] колоссально уверен в себе как в поэте".

Эллендея Проффер Тисли.

​

ЧТО НАС ОГОРЧАЕТ И ЧТО НАС ВЗБАДРИВАЕТ (И О ЧЕМ МЫ НЕ ПРИЗНАЕМСЯ ДАЖЕ ПОД ПЫТКОЙ): "Мы научились не говорить о знаменитых людях, с которыми виделись в России, - его это как-то огорчало. […] Ему нравилась близость к власти". - Эллендея Проффер Тисли

 

​

Дело к полуночи, и, завершая на сегодня тему Бродского, завершу её... Бродским. Тем Бродским, которого не факт, что вы знаете. Это - фрагменты из его стихотворного письма конца 1995 года. Незадолго до смерти. Отсюда и персонажи. Боря = Б.Н. Ельцин. Билл-дебил = Б. Клинтон. Чувиха с помелом = некая статуя в Нью-Йорке. Анна - дочка. Тишинка = Тишинка. Пельмени = пельмени. Ну и так далее. Ну а о вкусах и о Бруклинских высотах - нон-диспутандум:

​

(...) Но это, старичок, в порядке

Вещей. За скверной полосой

Идет приличная, и в прятки

Играешь кое-как с Косой.

 

Живу на Бруклинских Высотах.

Заслуживают двух-трех фраз.

Застроены в Девятисотых

И, в общем, не терзают глаз.

 

Выходишь из дому и видишь

Известный мост невдалеке.

Манхаттан – подлинный град Китеж –

С утра купается в реке.

 

Вид, извини за просторечье,

На город как в Замоскворечьи

От Балчуга. Но без мощей

И без рубиновых вещей.

​

Вдобавок – близость океана

Ноздрею ловишь за углом.

Я рад, что этим дышит Анна,

Дивясь Чувихе с Помелом.

 

Я рад, что ей стихии водной

Знакомо с детства полотно.

Я рад, что может быть свободной 

ей жить на свете суждено.

 

Такие чувства – плод досуга.

Однако, данный материк

Тут ни при чем: они – заслуга

Четырехстопника, старик.

 

Плюс – пятилетки жизни в браке.

Представить это тяжело.

Хотя до склоки и до драки

Покамест дело не дошло.

 

Не знаю: дело во Всевышнем

Или – физический закон,

Но разница лет в двадцать с лишним

Для хамства – крупный Рубикон.

 

И, так как в Цезари не метим,

Мы чем-то заняты все дни.

Мария – Нюшкой, я – вот этим

Или вот этому сродни.

 

Там – басурманское наречье,

А тут – кириллицей грешу.

То переводами увечье 

Двум феням сразу наношу.

 

(...) Я сочиняю из-за денег 

И чтоб мгновение продлить

И потому что, шизофреник, 

Привык все пополам делить.

 

Два языка, две пиш. машинки,

 Живу в двух штатах, наконец,

Две тачки (но одна – в починке).

Старик, я все-таки Близнец,

 

И вижу я, объятый думой

О сочинениях своих,

Их не собранием, но суммой

Неконвертируемой их.

 

Что хуже автора в надире

Чувств о себе? Он говорлив

И вроде  зеркала в сортире,

В которое глядят, отлив.

 

Причина, старичок, в размере

Стишка: он зеркалу под стать.

Взгляну в окно. По крайней мере ,

В окне себя не увидать.

 

Везде большие перемены

Или – инерция с большой 

«И». Где гуляли джентльмены,

Все сильно заросло паршой

 

Законов. В местном кислороде

Немыслимо послать на «Х», 

И человечество в природе

Распространилось вроде мха.

 

Людей теперь везде избыток.

Их больше, чем у Бога дней.

В лицо запоминать убитых 

Оплакивать – теперь трудней.

 

Поэтому пирог бюджета

Сопротивляется ножу.

Ах, имитируя поэта

(какого не скажу) скажу:

 

«жизнь продолжается при Билле

Как при любом другом дебиле. »

Что – шизофреника в виду 

Имея – так переведу:

 

«жизнь продолжается при Боре

Как при любом другом приборе.»

А правильно ли я сказал

Решит Георгиевский зал.

 

Распалась крупная держава.

Остались просто города

И села. Слева или справа – 

Лишь долгота и широта.

 

Что, может, к лучшему. От части

Рассудку менее вреда

Нежли от целого, из пасти

Которого бежать -  куда?

 

И, скажем, вечером в Батуме,

Не говоря – в Караганде, 

Переставляя буквы в ДУМЕ,

Приятно получать МУДЕ.

 

Так получается в Нью-Йорке,

Где, расстегнув воротничок,

И сам я что-то не в восторге

От этой шутки, старичок.

 

(...) Я взялся за перо не с целью

Развлечься и тебя развлечь

Заокеанской похабелью,

Но чтобы – наконец-то речь

 

Про дело! – сговорить к поездке:

Не чтоб свободы благодать

Вкусить на небольшом отрезке,

Но чтобы Нюшку повидать.

 

Старик, порадуешься – или 

смутишься: выглядит почти

как то, что мы в душе носили,

но не встречали во плоти.

 

Жаль, не придумано машинки,

Чтоб околачиваясь тут,

Пельмени хавать на Тишинке.

Авось, еще изобретут.

 

Вот, что сказать хотел; но с толку

Был сбит движением строки.

Власть – государю, чащу – волку, 

А мне подай обиняки.

 

Но что сравнится с черным ходом,

Когда в парадном – мусора? 

(и т.д.)

(1995)